Грибы по-саперному - Страница 6

Помню, Ленка жаловалась, что Гольдан уже умеет, но боится говорить по-русски… Напрасно! Теперь она слушает свою ученицу, разинув рот:

— Ты, Ле-на — злая и жадная! Он великий охотник, прокормит сколько женщин и детей, сколько захочет!

Ик! Сам бы я до такого логического вывода сходу не додумался. М-м-дя… Прагматично. Но! Ход её мыслей мне нравится! Только Ленка мою радость обломала мгновенно. Тоже умеет. Выпрямилась, аккуратно рот платком вытерла и выдала. Сначала для соперницы, а затем для меня повторила, ридной мовой. Звенящим от злости голосом:

— Он вообще не охотник, он — убийца. Оленей увидел впервые в жизни! Раньше так убивал людей! Работал… — Последнее слово с нажимом. — Его работа — убивать людей… Тебе нравится?

Вашу мать! Обласкала… Туземочка обмякла, поворачивается ко мне, глаза на мокром месте, с последней надеждой:

— Это правда?

Кхе-хе… Пропихиваю в разом пересохшее горло ответ:

— Правда…

— Это все лочи так воюют?

— Ты сама видела!

Гольдан отшатывается, стремительно бледнеет, дергает ртом и, как подрубленная, вдруг складывается пополам…

— «Бу-э-э-э-э!!!» — В траву бьет тугая струя рвоты…

И эту развезло… Представила вместо оленей своих сородичей, что ли? Тенденция, однако!

— «Лагерь» ответьте «Кроту»… «Лагерь» ответьте «Кроту»…

Без толку. Прохождение коротких волн среди скал и «местников» из низинки — штука непредсказуемая. Нет связи! Как обычно… Зато природа — чудо. Скромное очарование поздней осени, как на открытке… Ослепительно синее небо отражается в стеклянно прозрачной ледяной воде Байкала. Из каменных круч рвутся ввысь, золотые в лучах утреннего солнца, сосны. На желтой сухой траве лежат аккуратные кучки ещё теплого мяса. Пушистая оленья шерсть струится под слабым ветром… вся переливается серебряными волнами… Звенит тишина… Ни птиц, ни даже мух… Чистая, конфетно-красивая эстетика смерти. Хоть сейчас вставляй пейзаж заставкой в широкоформатный цветной кинофильм… с соответствующей музыкой и закадровым комментарием — «…давным-давно, в самом центре Мордора». Расслабился я… Тэ-эк!

Если подчиненные маются дурью — их надо занять делом. И вообще, как справедливо заметил в бытность саратовским губернатором, Салтыков-Щедрин — «Первым словом опытного русского начальника всегда должно быть слово матерное».

— А ну, бл… ша! Женщины молчать!

Я тут вождь урук-хай или покурить вышел? Ну и ассоциации! Хотя… Боевые подруги — подстать. Девчонки проблевались… Одна — зеленая до синевы, другая — голубая с прозеленью… Снова зыркают друг на друга так, что вполне ясно — только дрожание в коленках удерживает от перехода из стадии «Дура! Сама дура!» к стадии «Глаза суке выцарапаю!»… Прекрасная эльфийка и прелестная орчанка… Ха! Мужика не поделили… меня… И? Так дальше дело не пойдет! У самого ком по пищеводу катается. Дурной пример, однако, заразителен. Что там рекомендовал в подобных случаях дедушка Толкиен?

Отщелкиваю с пояса фляжку из нержавейки с тремя плоскими стаканчиками по 50 грамм. Емкость три десятых литра — два раза «на троих». Разливаю…

— Внимание, это лекарство! Всем делать как я!

Ритуал.

— За боевое крещение! Залпом! Оп!

Две пары ошарашено распахнутых глаз таращатся в пространство. Полураскрытые губы жарко тянут в себя воздух. Красотки же, черт побери! Э-а-а-ах! Ну да, «степной коньяк», он с непривычки того… ошеломляет. Думали, я предложу дамам компот? Там чистый спирт! Настоянный на кое-каких местных травах. До знаменитого «Стрижамента» ему, разумеется, далеко, но и моя бабуля тоже кое-что в этом деле понимала… Пьется мягонько, горла не обжигая, зато в голову долбит сразу. Этого-то нам и надо! Ломаю пополам галету и сую каждой в ладошку. Грызут! Проглотили… Значит, пошло. Между первой и второй…

— За успех!

Галета вторая и последняя… Мне даже крошки не досталось. Ладно, я-то сытый — обшлагом занюхаю. Зато Ленка порозовела, глаза снова заблестели. Наконец-то изволила переключить внимание и почти спокойно осмотреться. Всхлип…

— Им же больно! Они мучаются…

— Ага, жалко зверушек стало? Будем спасать, в смысле — лечить!

Ручкой вперед подаю сердобольной ревнивице чистый геологический молоток.

— Действуй!

Второй молоток протягиваю разрумянившейся Гольдан.

— Покажи ей, как надо!

А ведь неприятно, господа и товарищи, чувствовать себя новым Троцким, угодившим между Меркадером и Сикейросом (второй, правда, покушался на Лейбу Давидовича с «Томпсоном»). Я же встал посредине специально, разделительным барьером. А теперь мысли всякие неподобающие в голову лезут… Про то, как паршиво, если последним, что я услышу в своей короткой жизни, будет звон столкнувшихся внутри моей головы ледорубов… Предваряемый дуэтным воплем — «Так не доставайся же ты никому!»… Экстрим… Две пьяные девицы, справа и слева от меня, остервенело крушат черепа. Сбрасывают избыток адреналина. Взмах — удар… Хряк! Взмах — удар… Хряк! Всё?

Главное, не давать им остановиться и подумать.

— Закончили? Отлично! Теперь — следующая задача. Лена, ты фотоаппарат захватила? Сюда его! Всё снимай! Есть? Переключай на киносъемку… Гольдан, ты лучше всех умеешь разделывать туши. Будешь учить! Меня учить… её учить… Всех нас! Я буду помогать, а ты — показывай как надо. А вот такие мы, лоча… Когда не умеем — учимся! Быстро, но со словами, чтобы хорошо было видно.

Эта скотина, вроде, целая и лежит удобно…

— Так, штык не годится? А нож с оплетенной ручкой? Держи! Верхнюю одежду снять?